ГЛАВНАЯ

Общие сведения

Личные страницы

Бляхер Леонид Ефимович - доктор философских наук, профессор, зав. кафедрой Философии и культурологии

Можно ли согласовать спонтанный порядок и полицейское государство

Именно потому, что основные практики в общине формировались «поверх закона», возвращение государства и ужесточение условий игры оказывается губительным для подобного сообщества. В «нулевые годы» начинается более или менее очевидное противостояние локального сообщества и государства, власти. В этот момент различия в принципах организации локального сообщества, различная плотность социальных связей и дает о себе знать. Пожалуй, сложнее всего столкновение с государством переживает территориальное сообщество Амурска. Именно здесь сетевые связи были несколько слабее, а государственное воздействие – самым сильным.

Дело в том, что город вошел в сферу интересов двух крупных компаний («Полиметалл» и «Дальлеспром»). Проекты, представленные этими предприятиями (металлургический комбинат «Албазино» и ЦКК), получили федеральное финансирование. Благодаря трехстороннему договору между предприятиями, городом и государством, отчисления в бюджет города за период с 2010 по 2012 год возросли в шесть раз. На эти деньги были реконструированы социальные объекты, обновлена дорожная инфраструктура и т.д. 

Тем не менее, в интервью видно, что энтузиазм это вызывает только у лиц, так или иначе входящих в управленческие структуры района и руководство самих строящихся предприятий.  В остальных интервью отмечался негативный фон, отрицательное отношение к происходящим изменениям. В качестве причин неприятия изменений в интервью отмечались: коррупция среди властных лиц, отсутствие активной социальной политики, не знание «местных условий».

«Да, они эти все проекты «пробили» только для того, чтобы навариться на них, лихие деньги сорвать. Все же это знают. Весь Амурск знает. Ну, и с нашими  поделились, конечно. Чтобы те не возбухали» (мужчина, пенсионер, 64 года).

«Все это никому не нужно. Сколько денег угробили на ДК? Лучше бы мусор стали регулярно вывозить. Сейчас еще ладно, холодно. А летом, знаешь, какая вонь стоит? Или, там, снег убирать. Только в центре пятачок расчистят, а людям, хоть из дома не выходи. Переломы сплошные. У меня продавец недавно руку сломала. Сама вся в синяках хожу» (женщина, 47 лет, частный предприниматель). 

Эти мотивы повторяются во многих интервью. Однако, как показывает анализ городского бюджета и интервью с работниками муниципалитета, а также наблюдение на улицах города, эти претензии справедливы лишь отчасти. И спортивные сооружения, и Дом Культуры, и кинотеатр посещаются активно. За время пребывания в ДК прошли 2 городских мероприятия, регулярно, два раза в день, осуществляется показ кинофильмов. При ДК существует народный театр, в котором участвуют более 50 граждан, а спектакли, по словам работника отдела культуры, охотно посещают горожане.

Осуществлена реконструкция центральных улиц города и трассы, соединяющей Амурск и Комсомольск-на-Амуре.  Увеличены зарплаты и проведен ремонт в двух профессиональных училищах. По словам педагогов, в последние годы возросло и число поступающих. Проводится реконструкция городского парка. Зимой оценить ее масштабы и успешность достаточно трудно. Но макет будущего парка выглядит достаточно красивым и работы явно проводятся. Действительно, снег в городе убирается недостаточно, подходы к подъездам завалены. Но это проблема не только города Амурска, а большей части дальневосточных городов. То же можно сказать о проблеме вывоза мусора и благоустройстве межквартальных пространств.

Отдельная проблема – ветхое жилье и недостроенные объекты. Но ее тоже трудно назвать специфической для Амурска. В последние советские годы, когда, согласно генеральному плану развития города предполагалось, что его численность составит до 150 тысяч человек, было заложено более двух десятков многоквартирных домов. Предполагалось, что в них переедут жители первых (деревянных, частично благоустроенных) домов и общежитий. Однако строительство завершено не было. В результате, в городе остаются значительные пространства, занятые объектами незавершенного строительства, а ветхое жилье окончательно приходит в негодность. Жители переселяются в пустующие в связи с массовым отъездом в 90-е годы дома. Но средств на снос ветхого жилья в городском бюджете не достаточно. Однако в последние годы и эта проблема начинает решаться. Уже четыре дома реконструированы и строительство завершено за счет «Полиметалла» и «Дальлеспрома».  Разобрано три ветхих дома. Иными словами, претензии горожан не вполне обоснованы. Эту точку зрения отстаивают  представители  местного самоуправления.

«Я не знаю, что им еще нужно? Тарелочку с неба? Все, что можем, мы делаем. Город благоустраиваем, пенсионерам помогаем,  культурные учреждения ремонтируем. Еще пять лет назад всего этого не было и близко. Знаете, как Амурск называли: город-призрак. А сегодня живем. Перспектива есть. А им все плохо. Мы все у них – воры. От жалоб в край и в прокуратуру устали отбиваться. Просто не хотят меняться, вписываться в новую жизнь. Разве не так?» (женщина, работник муниципалитета, 43 года).  Тем не менее, негативный эмоциональный фон фиксируется и в интервью, и в ходе массового опроса, проведенного в 2011-м году Дальневосточным институтом социально-политических исследований. 

Ответ на этот вопрос содержится в ряде  интервью с представителями старшего поколения горожан. Суть ответа – разрушается привычная и устоявшаяся жизнь.

«Конечно. Когда Советский Союз рухнул, было очень плохо в городе. Заводы сразу закрылись. Ну, или не закрылись, так жиль через пень-колоду. А потом еще этот конфликт был с краем (середина 90-х – примечание интервьюера), когда нам совсем перестали помогать. Но постепенно как-то утряслось. Кто мог, конечно, уехал. А мы все потихоньку приспособились. Кто-то торговлей занялся. Кто-то так, на огороде и скотине  выживал, кто-то стал таксовать до Комсомольска. Ну, пенсии платили, школы работали, училища. Ничего, жили. А теперь все это опять рушат» (мужчина, пенсионер, 67 лет).  Этот мотив встречается и в интервью с предпринимателями города. Сходным образом описывают картину и другие жители города, не связанные с местной властью.   Негативные настроения, которые и в иных интервью связываются с разрушением привычного образа жизни, устойчивых человеческих контактов, проявились в нескольких прямых выступлениях, когда в 2010-м  горожане, выйдя на улицу, потребовали отставки местного собрания, а в 2013-м году отмены (снижения) тарифов ЖКХ. При всем том, что оба эти выступления не привели к сколько-нибудь значимому успеху, острота неприятия положения дел городским сообществом достаточно очевидна.

Стоит отметить и то обстоятельство, что в целом администрация города и района воспринимается, да и выступает здесь не столько как представители горожан, сколько как сторона в конфликте. Причем, сторона, противостоящая горожанам. Сами же горожане все больше организуются не в большой хозяйственный субъект, но в сети «против» происходящих изменений.

Внешне сходным, не особенно оптимистическим образом воспринимается и оценивается реальность в интервью, собранных в городе Дальнереченске. «Да, какая сейчас торговля? В прежние годы, когда клуб, где я работала, закрылся и мы начали в Китай ездить, торговля всех кормила. Сына в Хабаровске выучили.  Дочку доучиваем. Все помогали. Дом, вон, строить начали. Теперь все сворачивается. Денег у людей нет. Торговли нет. А налоги платить надо. В этом году, вообще, и аренду, и вмененку в два раза подняли. Если бы не Миша (муж – примечания интервьюера), не знаю, как бы жили» (женщина, 54 года, индивидуальный предприниматель, торговля ТНП).

Сходным образом описывают ситуацию и другие индивидуальные предприниматели. Причем, сфера предпринимательства особого значения не имеет.

«Какая торговля? Мне знакомый из Владика (Владивостока – примечание интервьюера)  предлагал партию товара под реализацию. Вроде и не мусор, а не взяла. Свое продать не могу… Если за день одну-две куртки продам – считай удача. Так и живем» (женщина, индивидуальный предприниматель, 46 лет).

«Раньше, когда иномарки по трассе гоняли в Хабаровск, у меня нормальный оборот был. Водилы у меня все останавливались. Ели. Кто-то на ночь оставался. А там и банька, и куражи. У меня и номера нормальные. Потом пошлины подняли. Стали меньше гонять. Не выгодно стало. Теперь под заказ гонят, а это в десять раз меньше. Вот обороты и падают» (мужчина, 52 года, владелец кемпинга).

По данным интервью приоритет занятости в настоящее время (вне зависимости от должности) выстраивается следующим образом: ДВЖД, пожарная часть, мебельный комбинат, курорт «Шмаковка» (в 62 км от города), деревообработка и деревозаготовка, частная торговля, пищевая промышленность, другие сферы занятости. Неожиданно высокий статус имеют работники «бюджетной» сферы (врачи, преподаватели техникума, пожарные, милиция). Скорее всего, это связано с общей низкой доходностью, что делает зарплаты «бюджетников» значимыми. Районные власти, в отличие от Амурска, обладают существенно меньшим ресурсом. Вместе с тем, не вызывают столь сильного негатива. 

«Они, как могут, так и работают. Можно было бы, конечно, лучше. Но люди есть люди. Всем жить нужно (смеется – прим. интервьюера). Они не наглеют. Есть, конечно, уроды. Но, так – люди, как люди. С ними всегда можно договориться» (мужчина, предприниматель, 48 лет).

Сами работники муниципалитета тоже оценивают свои возможности очень скромно. По их мнению, город датируется «по остаточному принципу».

«Им, во Владивостоке,  нужно только, чтобы здесь все тихо было. Остальное им по барабану. Отчислений от предприятий почти нет. Торговля задыхается. А тут еще законы такие, что ужас. А виноваты во всем одни мы. Они там все чистенькие и беленькие. Люди не живут, а выживают. Потому во Владике и в Хабаровске скоро наших будет больше, чем в Дальнереченске. Бегут люди» (мужчина, работник муниципалитета, 54 года).

Вместе с тем, реальный отток из города гораздо ниже, чем можно было бы предположить, исходя из текстов интервью. Достаточно противоречивое впечатление производит и сам город. При всем том, что недостаток средств  городской и районной администрации виден (нет строительства, не качественный ремонт учреждений социальной инфраструктуры и т.д.), город не производит впечатления заброшенного. Особенно не «парадная», а жилая его часть. Впрочем, вокзал и прилегающая к нему территория достаточно благоустроена. В домах недостатка и нищеты тоже не наблюдается.

Видимо, здесь сложилась иная ситуация и община продолжает выполнять свою функцию. Ухудшения, связанные с «возвращением» закона очевидны. Увеличиваются налоги, растут таможенные пошлины, сворачивается челночная торговля. Но появляются и новые виды деятельности. Активнее используются традиционные еще с советских времен практики «несунов» (использования ресурсов рабочего места), возможности подсобных хозяйств, которые постепенно становятся отнюдь не «подсобными».  Наличие родственников и иных членов сообщества в больших городах позволяет наладить эффективный обмен, торговлю.

Стоит отметить и то, что связи внутри общины в этом варианте оказываются, в целом, сильнее, чем в варианте Амурска. Отчасти это связано с тем, что Дальнереченск (Иман) имеет более длительную историю, большее время складывались и оформлялись объединения. Однако есть и иной аспект. Связи внутри общины оказываются сильнее, поскольку сама община не теряет своей функциональности. Государство в виде федеральных и региональных властей проявляет крайне ограниченный интерес к городу и территории (исключение – курорт Шмаковка). Соответственно, местная власть  теснее связана с населением, чем с иными уровнями управления, а само воздействие (слабое) государства на общину оказывается не столь разрушительным.

Тем более сильным, складывающимся долгое время, обладающим явным консолидирующим элементом, является локальное сообщество города Биробиджана. Показательно, что, в отличие от Амурска, жители Биробиджана гордятся происходящими в городе изменениями, охотно говорят о них.

«Вы посмотрите, как все изменилось. Конечно, старого Биробиджана немножко жалко. Но зато центр -  смотреть радостно… хочется. Мрамор, фонтаны, дома нарядные. У нас и концерты проводятся регулярно. Из Хабаровска, даже из Москвы приезжают. Можно сказать, интенсивная культурная жизнь, кстати. Понимаешь, что не совсем в провинции живешь» (мужчина, 71 год, пенсионер).

Здесь тоже, как и в Дальнереченске, крайне значим сетевой фактор. Только строится он не только на родственных связях, но и на знакомстве, совместном досуге, обмене услугами. На этот фактор указали все респонденты. То есть здесь используются оба варианта (традиционный и «советский») организации сообщества.

«Знаете, какой первый вопрос здесь задают, когда на работу принимают или просто собираются общаться? Кого ты знаешь? Не что ты закончил? Не какую должность занимаешь, а кого знаешь. Отсюда и отношение к тебе. Знаешь «серьезных людей», тогда ты – человек. Нет? Тогда – пустое место» (женщина, преподаватель университета, 34 года).

«Как они контачат? Да не на работе. То есть, на работе, конечно, тоже. Но это потом. Сначала, в бане парятся, на охоту ходят. Так ранг и определяется. Кто с кем в бане и на охоте. Это уже, как должность: «Я с самим мэром в баню хожу». Потом и на работе с ними все решают» (мужчина, предприниматель, 32 года).

«Вот твой дядюшка – большой человек. Академик, директор. А вот ему нужно было на прием к губернатору. Он – туда-сюда. А никак. А я позвонил по мобильнику и договорился. Так-то. Я же Винникова еще по комсомолу знаю. В свое время столько водочки вместе выпили, что азохен вей» (мужчина, предприниматель, 57 лет).

В большей части интервью отмечалась тесная связь горожан с селом (районом), выходцами из которого они были. Упоминаются регулярные обмены (продукты в обмен на городские товары) с родственниками в деревнях, помощь в трудоустройстве в Биробиджане. Сходным образом организовано и сообщество горожан. Объединения здесь тоже строятся по соседскому принципу. Правда, если целью перемещения сельских жителей является Биробиджан, то сами биробиджанцы ориентированы на продвижение в более крупные города в регионе и за его пределом.

«Знаешь, в чем главная проблема. Город на трассе. Как только кто-то поднимается, он сразу переезжает или в Хабаровск, или еще куда подальше. Возьмешь мальца, учишь его. Только начнешь его вверх двигать, а он уже в правительстве в Хабаровске  или в Приморье. Так у меня остаются только пионеры или пенсионеры» (мужчина, 51 год, государственный служащий).

Важным элементом территориального сообщества является в Биробиджане интегрированные в него представители власти. Мэрия и администрация области – отнюдь не выделенные структуры, но вполне «освоенные» местным сообществом. Конечно, в первую очередь, это госсаказ или иная возможность приобщиться к благам бюджета.  Но не только. В интервью неоднократно упоминались ситуации, когда административные лица выполняли функции третейских судей в неформальных хозяйственных спорах, составляли  протекцию для жителей региона перед внешними агентами, выполняли иные функции в отношении территориального сообщества, далеко выходящие за пределы служебных обязанностей. Такие неформальные функции формального лидера и сообщают ему авторитет в сообществе, позволяют ему это сообщество «видеть».  В противном случае, глава отторгается территорией, что в условиях прочности социальных связей означает его провал, как управленца.  

В целом, Биробиджан производит впечатление высоко интегрированного сообщества, не менее высоко, чем в Дальнереченске. Правда, существенно более сложно организованного организма. Неформальные структуры здесь существуют не столько в противовес формальным, но пронизывают их, включают в себя.  Сложность организации позволила не только обеспечить сообществу выживание, но и «растворить» в себе ресурс, предназначенный «на модернизацию».

Большая часть средств направляются на выживание территориального сообщества. Причем, в силу наличия «своего губернатора», территория получает возможность противодействовать всем попыткам проникновения в нее внешних, не устраивающих сообщество смыслов и социальных групп. Важным моментом для объединения разрозненных и локализованных «общин» в целостное территориальное сообщество выступает здесь «квазиэтнический» фактор (еврейская область), позволяющий «легально» претендовать на признание особенностей. Иными словами, только здесь у общины появляется пространство для переговоров с государством. Именно наличие этого пространства и делает сеть крайне эффективной, способной «решать проблемы». В свою очередь, сама сеть расширяется, усиливается за счет новых членов, стремящихся использовать этот ресурс.

Таким образом, спонтанный порядок, возникающий на периферии в лакунах политической власти, оказывается вполне способным обеспечить выживание сообщества за счет объединения ресурсов его участников, минимизации транзакционных издержек и организации «комплексного хозяйства». Однако сам факт его существования в определенных условиях оказывается вызовом для полицейского (упорядочивающего) воздействия государства. Он становится и воспринимается адептами государства в качестве его альтернативы.

Сам же результат и характер противостояния территориальной общины, выступающей, как форма существования входящих в нее людей, и государства зависит от нескольких очевидных факторов.  Во-первых, это плотность и стабильность самой общинной организации, ее эффективность в решении повседневных проблем участников объединения. Во-вторых, наличие некоторой публичной и легальной властной структуры, вместе с тем, встроенной в общину. Т.е. наличие формальной и легальной организации выступает значимым ресурсом неформальной общины. В третьих, степень заинтересованности государства в данной территории и в реализации данного модернизационного проекта. Если степень эта высока, то мощи государства, скорее всего, хватит, чтобы раздавить данную общину. Важна и степень несовпадения интересов государства и общины.  Скажем, достаточно очевидно, что сохранение общинных форм в Дальнереченске и разрушение их в Амурске связано с тем, что в Дальнереченск «масштабные проекты» так и не пришли, тогда, как в Амурске эти деньги и их воздействие более, чем значительны.

В принципе,   интересы государства и территориального (локального) сообщества редко совпадают, особенно, если община уже сложилась, и сложилась в отвлечении от факта «государственных интересов».  Однако вариант Биробиджана позволяет говорить о том, что исход такого противостояния не обязательно конфликтен и трагичен. Определяющей здесь оказывается институциональная возможность артикулировать особость и интересы общины, указать на возможность их согласования с интересами государства. Иными словами, община, да и не только община, но любое выделенное социальное образование успешно выживает, если у него есть легальный и легитимный «переговорщик», а также пространство, где эти переговоры возможны. Но и здесь долгосрочное согласование интересов часто затруднено тем обстоятельством, что не артикулированы интересы самого государства. В этих условиях избежать восприятия государственного варианта «общего блага» в качестве формы структурного насилия крайне сложно.

Перейти к следующей главе