ГЛАВНАЯ

Общие сведения

Личные страницы

Бляхер Леонид Ефимович - доктор философских наук, профессор, зав. кафедрой Философии и культурологии

Можно ли согласовать спонтанный порядок и полицейское государство

В одной из наиболее популярных книг конца прошлого века Дж. Скотт[1] рассматривает взаимодействие локальных общин, «выживающих» в условиях, когда они по представлениям «цивилизованного человека» должны гибнуть и государства.  Государство («богатые» в терминологии Дж. Скотта) с его представлениями о нормальности стремится к несомненной, с его точки зрения, благой цели. Оно хочет сделать жизнь «бедных», представителей локального сообщества лучше, дать классические государственные блага: работу, зарплату, систему социальных гарантий. Те самые «общие блага», которые и делают его существование легитимным.  Но глупое сообщество «бедных» совершенно не желает менять привычные и апробированные условия жизни и взаимной поддержки. С его точки зрения, усилия «богатых», будучи полезными для части сообщества, являются гибельными для него, как целого. Не менее важно и то, что внедряемые новации меняют статусную структуру сообщества, лишая его лидеров привычного и признанного положения.  Это противоречие в зависимости от конкретных условий может принимать форму открытого противостояния, но, скорее, будет проявляться в виде противостояния модернизационным действиям «богатых» (государства).

Подобная ситуация и разыгрывается сегодня в дальневосточном регионе России. И если в крупнейших городах Дальнего Востока это противостояние сглаживается возможностью использовать ресурсы бюджета, наличием значительного числа государственных служащих со стремительно растущей зарплатой, высокооплачиваемых представителей культурного и интеллектуального истеблишмента, мульти эффектами, которые порождает масса состоятельных (платежеспособных) людей, то в малых городах ситуация иная. В качестве примера мы выбрали три города дальневосточного региона: Дальнереченск (Приморский край), Амурск (Хабаровский край), Биробиджан (Еврейская автономная область).

Города разные и по времени возникновения, и по принципам организации территориального сообщества. Однако именно локальное сообщество, выступающее неким аналогом общины, организованное по общинным принципам в каждом из этих городов становится основой для выживания. Важно и то, что эти города в большей или меньшей степени оказывались «не интересны» центральной власти. Здесь не было порта или уникальных месторождений полезных ископаемых. Здесь не конденсировалось политическое влияние. Здесь была «лакуна», существование не в том или ином правовом или политическом пространстве, но в «прорехе» этого пространства. Именно потому некий «неформальный порядок» и получил здесь возможность родиться.

 Термином «община» в данной работе мы обозначаем неформальное объединение людей, ведущих совместное хозяйство на данной территории и осознающих свою общность. Спецификой же общин в изучаемых городах является то обстоятельство, что формально их члены занимаются различными видами деятельности, достаточно опосредованно связанными друг с другом. Однако в реальности, через отношения взаимопомощи и участия в рисковых обстоятельствах друг друга, эти виды деятельности начинают составлять своего рода единый хозяйствующий субъект, единое «комплексное хозяйство», цель которого состоит в выживании членов общины.  Наличие такого сообщества (общины) и дает возможность для сопоставления этих территориальных объектов. Различие же между ними позволяет выявить пределы и условия, в рамках которых  подобных способ социальной организации остается функциональным.

Для анализа социальной ткани этих городов и структуры местного сообщества нами было предпринято эмпирическое исследование в виде серии биографических интервью с жителями каждого из городов. В городе Амурске (самый северный из изучаемых городов) было собрано 4 неформализованных интервью с работниками муниципального управления. Кроме того, 3 интервью с владельцами (продавцами) киосков, двумя работниками строительной отрасли, двумя работниками мебельной фабрики, 2 пенсионерами и 3 студентами техникумов и одним преподавателем филиала вуза. Было проведено наблюдение в здании районной администрации, на строительной площадке, на местном рынке, на мебельной фабрике, на улицах города, в культурных учреждениях города. Предварительно (до поездки)  было проведено 2 неформализованных интервью со студентами Тихоокеанского государственного университета (Хабаровск), проживающих в городе Амурске. Всего – 14 интервью. 

В Дальнереченске нам удалось взять одно интервью с работником муниципалитета, заместителем директора ДОК,  5 интервью с индивидуальными предпринимателями, 2 с врачами городской больницы, 2 интервью с пенсионерами, 3 интервью с работниками комбината, 2 интервью с учащимися техникума. Кроме того, было взято предварительное интервью со студенткой Тихоокеанского государственного университета, проживавшей в Дальнереченске.

Биробиджан представляет собой наиболее сложный объект исследования. Дело не только в том, что по населению он превосходит два предшествующих города. Преобладание над Амурском здесь не особенно велико. Но в наличии статуса «столицы» субъекта федерации и, соответственно, в наличии  больших федеральных трансфертов.

В силу наличия в Биробиджане научно-исследовательского института (ИКАРП) и социологической лаборатории организация интервью была проще. Было собрано 3 интервью с работниками областной администрации, директором ИКАРП, 3 предпринимателями, 4 работниками местных производств (швейная фабрика, мебельная фабрика, завод металлоконструкций), с 2 пенсионерами, 2 преподавателями местного университета, 1 врачом и 1 депутатом законодательного собрания области. Наблюдение проводилось на центральной (пешеходной) улице Шалома Алейхема, на рынке, в помещении областной администрации,  в университете, на предприятиях города.

Самый маленький из исследуемых городов – Дальнереченск – районный центр Приморского края. Население по последней переписи 27 604 человека. На территории городского округа проживает 30780 человек. Средний возраст 36,7 лет. Исторически возникает, как казачья станица Графская в 1859 году, названная в честь Н.Н. Муравьева-Амурского.  Станица располагалась на слиянии рек Уссури, Большая Уссурка и Малиновка. Вблизи располагается горный массив, представляющий собой дальние отроги Сихотэ-Алиня. До краевого центра 430 км. Город находится в пограничной полосе с КНР.

В 1894 году в связи со строительством железной дороги на месте станицы возникает город Иман. Кроме железнодорожного узла в городе развивается винокуренная, пищевая промышленность. В Имане располагались деревообрабатывающие предприятия (лесопилки) крупнейших промышленников региона Скидельских и Стрелецких, представительство торгового дома «Кунст и Альберс», таможня.  С момента основания в городе располагались многочисленные военные части, казачьи, пограничные, речная флотилия. С военными частями была связана деятельность многочисленных городских «кустарей».

В советский период основные направления городского хозяйства сохранялись. Основой его была деревообработка. Функционировали Приморский деревообрабатывающий комбинат, Дальнереченский лесопильно-деревообрабатывающий комбинат, лесозаготовительные конторы, Бондарный завод по производству тары для рыбной отрасли Приморья. Важным направлением было производство строительных материалов (завод «Кирбет») на основе местных разработок песка, щебня и гравия (цементный завод). Продолжала развиваться  пищевая промышленность: хлебокомбинат, мясокомбинат, колбасный цех и др.  В городе до недавнего времени базировалась Отдельная бригада сторожевых кораблей, батальон связи, ряд пограничных застав.

В постсоветский период предпринималось несколько попыток организовать в Дальнереченске крупный центр деревообработки. Однако, по словам информантов, ныне проживающих в городе Хабаровске, крайне дорогая электроэнергия и конкуренция с дешевыми китайскими изделиями привела эти попытки к краху. Последней «точкой» стал кризис 1998-го года, после которого попытки организации производства регионального уровня не предпринимались. На сегодня в городе работает один ОАО «Приморский ДОК», число работников которого многократно сократилось в последние годы. На сегодня по экспертным оценкам число работников (точных данных пока получить не удалось) с менее, чем 200 человек. В советские годы было занято более 2500 человек.  С ДОК связано несколько торговых предприятий. Пищевая промышленность представлена ОАО «Пекарь» и птицесовхозом «Соловьевский». Качественно уменьшилось количество военных частей и связанной с ними инфраструктуры.

В городе функционируют 8 школ, 2 профессионально-технических училища, Дальнереченский социально-экономический институт (филиал ДФУ).  Значительная часть населения занята на обслуживании Дальневосточной железной дороги. В городе расположено три железнодорожные станции Дальнереченск I, Грушевое, Лазо, пристань на р. Большая Уссурка (к настоящему времени хозяйственное значение – минимальное).  В целом, на ключевых предприятиях города, включая железную дорогу, трудится  менее 5000 человек.  

В 90-е годы  в Дальнереченске активно развивался «челночный бизнес». До настоящего времени действуют два рынка. Однако этот вид занятости стремительно сокращается. Через город проходит трасса федерального значения «Уссури» (Хабаровск – Владивосток). В связи с этим определенное значение приобретает индустрия гостеприимства (придорожные кемпинги, 2 гостиницы, кафе и рестораны).  

Здесь основой социальных отношений выступает многопоколенная семья. Родством считаются, его ценят и используют.

«Обратилась ко мне тетка. Типа, надо помочь с работой сыну. Так я недели три пробегал. Весь город на уши поставил. Понятно,  решил вопрос. Но скольким я потом был должен, не пересчитать. А отказать? Как откажешь? Да сын-бездельник, беда ходячая. Но она-то сестра матери. А там может и к ней обратиться придется. Если заболеет кто» (мужчина, 54  года, бригадир ДОК).

Даже, если это бывшие жители города, плотность родственных связей, контакты с большой семьей, сама функциональность этих связей в Хабаровске или Владивостоке сохраняется.

«У меня муж сестры двоюродной ремонт делал. Ну, договорились. Я заплатила. А он тянет. Там дел на четыре дня. А у него неделя проходит, другая. И ничего толку. Типа, извини, сестренка, работа выгодная подвернулась. Я терпела-терпела, а потом сестре все и выдала, что расскажу в Дальнем, как они с родней себя ведут. Так он сам прибежал, за два дня все сделал» (женщина, 25 лет, сотрудник МВД).

Семьи в городе проживают несколько поколений, что и предопределяет крепость родственных связей, укрепляющихся и общим прошлым, соседскими связями, становятся все более разветвленными. В большие семьи могут входить и иные акторы – соседи, школьные друзья, знакомые по работе.  Они составляют функциональную «периферию» общины, служат пространством взаимодействия между общинами.

«Вот в том домике, ближе к реке тоже наши друзья живут. Он в нашей больнице много лет гинекологом был. Считай, пол городу пуповины перевязывал.  Он уже давно на пенсии. А все равно. Мы как что к ним бежим. Ну, и помогаем, понятное дело» (женщина, 54 года, предприниматель).

Более крупный районный центр – Амурск, расположен в Хабаровском крае. Население муниципального округа 45623 человека (города 43420 человек). Средний возраст горожан – 49,3 года. В отличие от Дальнереченска (Имана), имеющего, по дальневосточным масштабам, изрядную историю, Амурск – типичный советский рабочий поселок. В 1958 году начинается строительство целлюлозно-картонного комбината недалеко от села Падали-Восточное. В 1960-м строительство объявляется Всесоюзной ударной комсомольско-молодежной стройкой, а пгт. Амурск становится райцентром.  В 1973-м году он получает статус города. Амурск расположен вдоль Амурской протоки Сандинка. Автобусное сообщение с городами Комсомольском-на-Амуре (45 км.) и Хабаровском (328 км.). До ближайшей железнодорожной станции – 18 км. Летом осуществляется сообщение по реке Амур. Кроме ООО АмурДОК в городе работает завод «Вымпел» (оборонное производство), горно-металлургический комбинат группы «Полиметалл», ООО «Амуркамень», ряд других производств.

До самого недавнего времени все эти промышленные объекты были или остановлены (в том числе ЦКК, где трудилось до трети трудоспособного населения города), или работали с частичной загрузкой. С 1989-го года, когда население города было максимальным (до 60 тыс. человек),  произошел значительный отток. Основные направления оттока – Хабаровск и Комсомольск-на-Амуре. Причем, в отличие от Дальнереченска, где отъезд, по всей вероятности смешанный, из Амурска уезжает в основном молодежь. В результате демографическая структура в Амурске гораздо хуже. Несмотря на существование уже многие годы проекта технополиса «Комсомольск-Амурск-Солнечный», частичное восстановление промышленности начинается только на закате «нулевых» годов в связи со значительными государственными инвестициями.

Однако, как сообщают информанты, производства испытывают острую нехватку кадров, несмотря на существующую в городе безработицу. Квалифицированные работники предпочли переезд в Комсомольск-на-Амуре и, несколько меньше, в Хабаровск.  Не случайно основное промышленное строительство ведется силами региональных предприятий, минимально использующих местные кадры.   В городе работает 10 средних учебных заведений, включая музыкальную и художественную школы, технические училища, Амурский политехнический техникум. На вопрос о сфере занятости основной части населения респондент в ходе пилотного интервью ответил: «в основном криминал». При этом статистика преступлений по городу и району ниже, чем в соседнем Комсомольском районе. Видимо, имеется в виду неформальный характер занятости.

Здесь социальная ткань задавалась не большой семьей, но «заводом и цехом». Подавляющее большинство населения города составляли приезжие, не только из разных мест Хабаровского края, но и из разных регионов страны. Семьи, дружеские привязанности и сами основания коммуникации возникали уже по приезду в город (поселок). Они складывались не века, но не особенно долгие десятилетия.  Город, как и большая часть подобных поселений, строился по принципу микрорайонов. Люди, работавшие в одном цехе, на одном предприятии жили в одних и тех же домах, вместе отдыхали, ходили (водили детей) в одни и те же школы и детские сады и т.д. Все это приводило к формированию сильных неформальных связей, распространявшихся намного дальше, чем производственная сфера.

«У нас все было, как сказать, совместное, что ли? Коммунизм такой (смеется). Жены детей друг на дружку перекидывали. Вроде, крикнет «пригляди за моим» и убежит. Вместе в дом отдыха, вместе в ДК. Ну, на работе, вообще, понятное дело. Здесь сосед с третьего этажа, а здесь – со второго. А там – из подъезда рядом. Очень дружно жили. Привыкли – все вместе. И дети наши вместе росли. В одни школы ходили, в одних кружках занимались. Это Амурск. Здесь каждый друг за друга» (мужчина, пенсионер, 64 года). 

«У нас все стараются, чтобы в дело соседей, ну, своих, типа,  привлекать. Рядом живут, знают друг про друга все. Свои. Такие не кинут. Если что, наоборот, впишутся за друга. Мы не как в Хабаровске. Мы вместе все живем. Дело вместе, баня вместе, охота, опять же, с соседями сподручнее» (мужчина, 41 год, предприниматель).

Однако при всем том, что сети крайне разветвлены, охватывая, по словам респондентов, десятки человек, плотность их не велика. Достаточно много уехавших продолжает поддерживать связь только с ближайшей родней. Не очень склонны поддерживать прежние контакты и лица, добившиеся успеха, сделавшие административную карьеру в городе и районе. Это достаточно явно проявляется и в интервью с работниками муниципалитета.  

«Мы стараемся, по возможности, не ходить в бани, на застолья. Тут коррупция и начинается. Знаете, не так трудно отказаться от денег. Придет такой орел, а ты его и пошлешь в… Сами понимаете. Даже приятно смотреть на его обалдевшую физиономию. А как отказать другу, приятелю? Здесь труднее. На этом раньше многие палились. Особенно в начале. Сейчас другое время. Возможности другие. Сейчас это никому не надо. Надо просто нормально работать» (мужчина, 43 года, работник муниципалитета).

Самым крупным из изучаемых объектов является город Биробиджан – административный центр Еврейской автономной области (субъект федерации). Население 75413 человек. Средний возраст жителей чуть больше 34 года. Максимальная численность населения в городе зафиксирована в 1989-м году (более 83 тысяч человек). Расположен вдоль реки Бира (приток Амура) и Транссибирской магистрали (станции Биробиджан I, Биробиджан II и III).  Река Биджан расположена в 70 – 100 километрах от города. Местность низменная и, в прошлом, болотистая.  Важно отметить, что Биробиджан был первой на Дальнем Востоке попыткой строительства «идеального социалистического города», правда, еще менее удачной, чем «город-на-заре» (Комсомольск-на-Амуре).

Город возник в качестве железнодорожной станции Тихонькая (первоначально – заимка Тихонького) в 1912 году.   В 1928-м году стал центром переселения «трудящихся евреев». В 1934-м году Биробиджан получает статус города. Развивается в основном легкая промышленность на основе местной сельскохозяйственной продукции и природных ресурсов. Машиностроительные предприятия города в настоящее время не функционируют. Частично функционирует завод силовых трансформаторов (40 работников) и авторемонтный завод. Крупнейшее в прошлом предприятие «Дальсельмаш» распалось на ряд мастерских, осуществляющих ремонт сельскохозяйственной техники для нужд возрождающегося производства бобовых (в основном, китайскими фирмами).

Значительное место в хозяйстве города занимает взаимодействие с сопредельными территориями КНР (прямая железнодорожная ветка связывает город с таможенным переходом в с. Ленинское).  С 2004-го года в городе находится управление Кимкано-сутарского горно-обогатительного комбината, строящегося в области.  С 2009-го года строительство получило серьезные инвестиции из бюджета РФ, частных инвесторов из России и Китая. На сегодня именно с ГОКом связаны надежды и областной, и городской экономики. Китай согласен не просто покупать продукцию ГОК (железную руду), но строит дорогу и мост для ее транспортировки, финансировать социальную сферу.

В отличие от двух предшествующих городов. Биробиджан (областной центр) обладает относительно развитой социальной инфраструктурой. В городе функционируют 3 театра, кинотеатр, 6 клубов. Существует Художественный музей и Музей истории пенсии, 2 библиотеки. В сфере образования действуют 14 общеобразовательных школ, музыкальная и художественная школа, 4 колледжа, Приамурский государственный университет им. Шолом-Алейхема, 4 филиала вузов других городов. Работает Институт комплексного анализа региональных проблем ДВО РАН.  В городе работают 7 больниц и 15 поликлиник. Есть собственные радиоканалы (всего транслируется 7 радиостанций) и телевидение (всего 12 телеканалов), выходит 9 газет.

Несмотря на статус областного центра, в 90-е годы город переживает трудный период. Блокировка связей с соседним Хабаровским краем, частью которого ЕАО была до 1990-го года, приводит к спаду промышленного производства, невостребованности сельскохозяйственной продукции. Альтернативой сокращающемуся производству становится челночное движение, развитие малого предпринимательства, активизация связей с селами, выходцами из которых являются жители городов (меновая торговля, обмен продуктов на «городские товары»).  В этот момент формируются и первые контакты с сопредельными территориями КНР[2]. Первоначально, как и в Дальнереченске, речь шла о приграничной торговле. Позже стали возникать совместные сельскохозяйственные предприятия по производству и переработке бобовых культур, ориентированные на китайский рынок, строительные и ремонтные предприятия. Сокращение внутрирегиональных потребителей компенсировалось выходом на рынок сопредельной территории.

В «нулевые» годы федеральные трансферты дают толчок к развитию строительства и производства (малого) строительных материалов, китайские предприниматели «поднимают» сельское хозяйство области, а, вслед за ним, появляется и пищевая промышленность, производство мебели, одежды и др.

Но, несмотря на относительный подъем, основой хозяйства области остаются бюджетные деньги, выделяемые «Москвой» и распределяемые местной властью. Это накладывается на необычайно устойчивые местные и семейные связи, характерные для области и города. Прежде доводилось писать о специфике социальных связей в Биробиджане и ЕАО[3]. Совмещение примерно в равных пропорциях традиционных устоев еврейской семьи с многопоколенными и общинными сетевыми структурами казачьего населения привело к формированию крайне разветвленных семейных и местных связей, сохранившихся до настоящего времени. Тем более, что в период существования СССР, в отличие от большей части региона, Биробиджан не был центром переселенческих потоков. В основном население области росло за счет естественных процессов демографического воспроизводства.  Более того, именно здесь возникла идеология, позволяющая объединить все «местное» - национальный статус области и ее центра. По мнению респондентов (высказывалось в четырех интервью) здесь, в области сложилась особая общность людей – «еврейцы».  Это осознание собственной общности пронизывает территориальное сообщество от самых низов до руководящих городских и областных структур, делает его особенно плотным. Если жителям Дальнереченска и Амурска приходится решать проблему самоопределения, то здесь «подсказка» достаточно очевидная.

В советский период  описанные структуры не имели особого значения. Во всяком случае, выживание обеспечивалось иными путями. Они, скорее, составляли неявный, но ощутимый неформальный фон жизни, определяли внепроизводственные связи, сказывались в досуговых и теневых сферах. Они и составляли те самые «невидимые», подавленные государством структуры региона. Но, по мере того, как существовавший режим начинал давать сбои, они все более выходили на поверхность. Уже в последние советские годы по воспоминаниям респондентов их значимость возрастает. Дружба и приятельство, родство и соседство служили страховкой для «несунов», наиболее массовой формы советского предпринимательства, становились основанием для экономики обменов: краску на продукты, одежду и ткань на пиломатериалы и т.д.

Несмотря на различие в типе организации общины, в уровне плотности социальных связей внутри нее, функции общины оказывались очень близкими. Община должна обеспечить выживание и безопасность своих членов. Чем более деградировала «официальная» экономика, тем более явно проявляли себя общинные формы жизни. Более того, существовал процесс, который вел к их усилению.

 Так, сложилось, что даже в советские годы, отличавшиеся относительно высоким уровнем «притока» новых жителей на Дальний Восток, в Дальнереченск и Биробиджан прибывали не многие. Да и в Амурске «прибытие» завершается уже в 80-е годы. Дальнейший рост населения городов (продолжался до 1990-го года) шел за счет естественного прироста при относительно молодом населении. Отток в «нулевые» осуществлялся тоже своеобразно. «Отъезд на запад», в европейскую часть страны был более характерен для крупных городов. В исследуемых городах  массовым явлением, если не считать относительно массовую эмиграцию в Израиль в начале 90-х из Биробиджана, было переселение в ближайший крупный город.  Для Амурска это Хабаровск и Комсомольск-на-Амуре. Для Биробиджана – Хабаровск. Для Дальнереченска – Хабаровск и Владивосток. При этом уезжали наиболее мобильные, наименее связанные с общинной структурой. Особенно в начальный период. Население же малых городов восполнялось за счет жителей прилегающих сел, леспромхозов, жителей «северов», прибывающих в более комфортные зоны проживания. При этом, ресурсом, используемым при переезде, выступали родственные и дружеские связи.

«У нас многие перебрались в Дальнереченск. В основном родня из деревень. Здесь не Хабаровск, но, все-таки, больница есть, магазины, с работой проще. /…/ Вот, например, дочка моей сестры. Она у нас два года жила, пока в техникуме училась. Потом и на работу ей помогли устроиться. А там она и мать и братьев перетащила. Теперь все здесь живут» (женщина, 54 года, предприниматель). Вполне понятно, что именно эти связи продолжали использоваться и поддерживаться далее. Тем самым, число людей, ориентированных на общинные формы быта, возрастало.

Особенно значимой община становится в 90-е годы. Малые города переставали быть интересны «богатым» (власти). По существу, территории малых городов, если это были не порты, нефтеносные или золотоносные месторождения, попросту «выпадали» за пределы зрения властей. Сообщества городов становились относительно замкнутыми, предоставленными сами себе.  Выживание в одиночку выработало только одну успешную стратегию – отъезд. Вот групповое выживание оказывалось возможным.

«Живем, как можем. Друг другу помогаем. Ну, мы, понятное дело, шмотки, какие из Китая приличнее. Я, считай, всех одеваю. Муж, если нужда в строительстве, распилить чего, доски, это к нему. Бензин, солярка, всякий авторемонт – это к С.  Мы же все вместе ему дело ставить помогали. Теперь он нам помогает. Вот К. свиней разводит. Я тоже держу, но для себя. А она – на продажу. Так, В. ей остатки всякие из столовой, Ф. комбикорма подгонит. Я договорюсь на рынке, чтоб товар взяли на реализацию или в ресторане на вокзале. Нормально живем» (женщина, предприниматель, 54 года).

Такое сообщество позволяет минимизировать издержки, использовать все мыслимые источники для своего выживания. Каждый член общины (сообщества) выполняет две функции: собственно, функцию работника или  предпринимателя, и функцию участника в предприятиях членов общины.

«Без родни сейчас никуда. Они и денег дадут, если в Китай съездить за шмотьем. Они с врачом помогут. Когда рынок кормить перестал, я стала тамадой подрабатывать. Так, первое время все заказы через родню шли. Ну, и сама я всегда помогу. Вон, дочь двоюродной сестры, когда в техникуме училась, все время у нас жила» (женщина, 54 года, предприниматель).

 При этом, участие это отнюдь не добровольное. Отказывающий в помощи «своему», автоматически подвергается санкции со стороны всех остальных, вплоть до полного исключения из системы взаимопомощи.

 Сама структура общины в минимальной степени иерархична. Скорее, можно говорить о «ядре общины», составленном из относительно небольшого (в интервью – 7-9 человек) числа родственников или ближайших соседей, и «периферии», которая может быть очень большой. Представители «ядра», как правило, знают всех участников сообщества, тогда как представители «периферии» могут знать только «ядро». Однако существуют и традиционные формы презентации общины, встречи «всех». В интервью отмечались свадьбы, похороны, дни рождений и т.п. праздники.

Важной особенностью такой общности выступает и ее существование в пространстве «вне закона». Закон существует в восприятии социальных агентов, как одна из угроз существованию общины. Вынести с работы пиломатериалы или поделиться вырезкой от только что забитой своей  свиньи – явления одного порядка.

«Ну,  по закону (пауза), по закону уж совсем жить не получается. Мы же как, ничего важного никто не нарушает. Мы не воруем, не убиваем, не насилуем. У нас даже особых алкашей не водится. А так. Ну, бывает. Нарушишь. Если нормальный мент, или знакомый, всегда же договоришься» (мужчина, 43 года, предприниматель).

Формальное законодательство здесь заменяется спонтанно возникающими, но устойчивыми правилами, освещенными жизненным опытом, обрастающими санкциями за неисполнение и моральным одобрением для тех, кто их соблюдает.  Понятно, что эти правила «работают» только на локальном уровне. Попытка руководствоваться ими при «внешнем» взаимодействии вполне могла породить конфликт, типа конфликта мэра Амурска Геннадия Кузьминых и губернатора территории на рубеже XX – XXI века. Однако, поскольку и «выше» правила игры были столь же неформальными, согласование интересов было возможным. Иначе складывались отношения территориальной общины с формальным законодательством.

Перейти к следующей главе